А еще в этом томе — новгородский архиепископ Мемарий (на самом деле Макарий), «северные» источники (вместо «серные»), «темнокоричневые» племена (конечно, «темнокожие»). И совсем замечательный «вторичный пропиленный алкоголь». Он на самом деле — вторичный пропильный. Но на слух простого человека «пропиленный» звучит как‑то вернее…
В других томах Брокгауза тоже опечаток немало — но и не так уж много, как в первом. Вот как раз тот случай, когда первый блин вышел комом! Не случайно издатели после выхода первых 8 томов сменили редакторскую группу энциклопедии, и дальше дело пошло на лад…
Впрочем, и в других томах Брокгауза можно встретить примечательное: «р. Лимпило» (на самом деле это известная всем с детства река Лимпопо), «ноги» вместо «ночи». Есть и сообщение про Верхоленские золотоносные россыпи: они‑де находятся в среднем течении реки Лены «и по притокам Бея». Загадочный Бей проясняется в списке опечаток: вместо «Бея» надо читать всего‑то–навсего «ея». То есть по притокам самой Лены. Хороша, наконец, информация про Вилюйский округ: оказывается, средняя летняя температура там минус 14 градусов по Цельсию. Морозно! В списке опечаток поправлено: не минус, а плюс четырнадцать.
С Брокгаузом по размаху и авторитету может сравниться только одна отечественная энциклопедия — Большая советская. Разумеется, все три ее издания тоже знакомы с опечатками. И хотя таких красочных, как у Брокгауза, сыскать не удалось, но примечательные все‑таки есть.
В первом томе первого издания БСЭ наборщики, например, спутали буквы русского и латинского алфавитов. Вот и получилось: самолет «Conbur» (на самом деле «Сопвич»), а авиамотор, наоборот, «Сив» (надо бы по–английски — «Cub»).
Среди опечаток второго издания БСЭ есть такая: перечисляя все университеты СССР с датами их основания, энциклопедия назвала и Черниговский, основанный в 1875 году. В Чернигове университета, однако, не было, это опечатка. Университет был Черновицкий.
А в последнем, третьем издании Большой советской энциклопедии опечатки есть практически в любом томе. Хоть и в небольшом количестве, но все‑таки.
И в дореволюционные времена, и в советские годы обнаруженные опечатки перечислялись в конце томов или в конце всей энциклопедии. Брокгауз и БСЭ издавались долго, а потому о замеченных опечатках старались сообщать оперативно — в ближайших томах. Энциклопедии поскромнее собирали все опечатки вместе, в последнем томе. И списки получались внушительных размеров. Так, в «Технической энциклопедии» 1920–х годов список опечаток занял ни много ни мало — 11 страниц.
А вот «Театральная энциклопедия» 1960–х обошлась меньшим перечнем: 5 страниц в конце последнего тома. Зато в стремлении исправить допущенные ляпсусы превзошла саму себя. Не преминула особо поправить досаднейшую опечатку, вкравшуюся в статью про мхатовского актера В. В. Лужского. Там напечатано было, что первая роль Лужского — «3–й мужик в „Плодах просвещения“, 1891». На самом же деле Лужский играл в этой толстовской пьесе роль 2–го мужика!
СНОВА КЛАССИКИ: ЖЕРТВЫ НЕКРАСОВСКОГО «СОВРЕМЕННИКА»
Ну вот и дошла очередь до Льва Толстого. Не буду повторять ритуальные слова, о том, что и Толстой тоже… что ни один из самых великих… Так оно и было, исключений вездесущие опечатки не знали: им было все равно, украшать собою произведение безвестного литератора или же самого графа Льва Николаевича.
Самому Толстому было не все равно. Причем он обращал внимание не только на свои опечатки, но и на чужие. Вот из его письма Некрасову: «В стихотворенье Фета две ужасные опечатки: „О защитите“, вместо „защити же“, и „с улыбкой“, вместо „с усильем“». Толстой говорил о фетовском переводе стихов Беранже, напечатанном в журнале «Современник».
Волнение писателя можно понять: в том же журнале печатались его «Детство» и «Отрочество». И опечаток они тоже не избежали.
Но самая знаменитая толстовская опечатка была допущена уже после смерти Льва Николаевича. В 1913 году вышло в свет очередное издание романа «Война и мир». Издание серьезное, под редакцией солидного литературоведа П. И. Бирюкова — но именно в нем случился досадный ляпсус. И какой! На первой странице первого тома в заглавии романа вместо «миръ» было напечатано «мiръ». В русском языке того времени это были два разных слова: «миръ» означал согласие, единодушие, дружбу, покой, а «мiръ» подразумевал под собой вселенную, земной шар, человечество.
В оправдание Бирюкова надо сказать: название романа было напечатано в четырех томах этого издания восемь раз, и только в одном случае произошла опечатка. Однако последствия опечатка имела серьезные. Даже сегодня многие полагают, что Толстой упомянул в названии романа мир как вселенную, а не мир как противоположность войне.
А мы вернемся к «Современнику»: знаменитый некрасовский журнал, объединивший на своих страницах почти всех великих русских писателей XIX столетия, вобрал в себя и великое множество опечаток. Не случайно Николай Алексеевич Некрасов писал литератору Павлу Анненкову, призывая его к дальнейшему сотрудничеству: «Заключим условие — за каждую опечатку Вы отныне имеете право взыскать с меня бутылку шампанского при свидании; сколь ни подло, но я буду все меры употреблять, чтоб Вам никогда не пришлось пить моего шампанского… Вообще я похлопочу, чтоб опечаток в „Совр.“ было меньше; вся беда в том, что у нас нет хорошего корректора, а во второй корректуре всех ошибок иногда не усмотришь; придется перечитывать по два раза…»
Есть на этот счет и арифметические подсчеты. Литературовед Мирра Перпер проштудировала журнальную публикацию романа Чернышевского «Что делать?» и сделала вывод: «По моим расчетам, одна опечатка приходится на сорок без малого страниц». Много это или мало? Скорее всего, немного. Однако в иных ситуациях да под прицелом недружелюбных критиков и пары опечаток может быть много. Тем более что среди ста с лишним ляпов в журнальном тексте «Что делать?» были и такие, что меняли смысл слов: «оборванная» — «образованная», «повенчаться» — «посоветоваться». А попадались и комичные: вместо «в тысячу раз сильнее» — «в тысячу рас сильнее», вместо «с румынами» — «с румунами»…
Притупевший глаз наборщика не видит опечаток: тут нужен другой, свежий глаз.
Иван Сергеевич Тургенев
Глаз наборщика не видит, а вот глаз самого Тургенева в ту пору был еще вполне свеж. Только это не всегда спасало от опечаток. «Современник» однажды опубликовал тургеневский рассказ «Фауст», и расстроенный Иван Сергеевич писал в редакцию из Парижа, требуя поместить список замеченных им «кровожадных» опечаток. Это было сделано. А сотрудник «Современника» Елисей Колбасин успокаивал писателя: «в утешение могу сказать Вам, что никто не замечает этих опечаток…»
Неудивительно, что опечатки нашли отражение в некрасовских стихах. В стихотворении «Газетная», например, старый цензор говорит о своих заслугах:
Кто, чтоб нам микроскопы купили,
С представленьем к министру вошел?
А то раз цензора пропустили,
Вместо северный, скверный орел!
«Скверный орел» — это, конечно, скверно.
А в другой раз, замученный опечатками и придирками со стороны журнальных оппонентов, Некрасов разразился целой тирадой в стихах, вложив ее в уста Подписчика:
…Ошибку, опечатку
С восторгом подхватив, готовы целый том
О ней вы сочинить. А публика? Мы ждем,
Когда окончится промышленная стычка,
Критический отдел наполнившая весь
И даже наконец забравшаяся в «Смесь»…
ИЗ ЛИЧНОГО: КРИТИКУЙТЕ ПО ДЕЛУ!
Негодование Некрасова могли бы разделить многие. В самом деле, нужно ли делать из мухи слона, из опечатки — событие огромного масштаба, тему для изощренной критики?
Читатель, должно быть, помнит историю Исаака Ньютона, раскритикованного Джонатаном Свифтом «со товарищи». А вот английский писатель Томас Гарди был в 1892 году обруган журналом «Saturday Review». Поводом стал выход самого знаменитого романа Гарди — «Тэсс из рода Эрбервилей». В первом его издании обнаружилась среди прочего такая опечатка: вместо «road» (дорога) было напечатано «load» (груз). Критики из «Saturday Review» вообще отнеслись к «Тэсс» недружелюбно, а опечатку ядовито прокомментировали: господину Гарди не мешало бы «последить за грамматикой». Писатель был всерьез расстроен и утешился лишь одним — выпады журнала не помешали успеху романа…
В этой же связи можно вспомнить одну историю социал–демократического происхождения.
Как ни относиться к социал–демократам ленинского времени, одного отрицать нельзя: они были людьми мыслящими. И большевики, и отколовшиеся от Ленина меньшевики: у тех и у других хватало своих философов и прочих теоретиков. К числу наиболее известных относились меньшевичка Любовь Аксельрод (псевдоним Ортодокс) и большевик Александр Богданов. Они не раз обменивались в печати критическими стрелами, и накал страстей в полемике был высок.
